Таня. Серия «Знакомые лица» - Татьяна Краснова

— Слушай, а твой брат сидит в социальных сетях? — подумала Таня вслух. — Может, ты бы ему написала? Узнала бы, как обстановка. Написать легче, чем позвонить. Возьми мой ноут, если хочешь.

Юля устроилась на веранде, настучала вопрос. Собралась уже полазить в интернете, как внимание привлекла папка «Математика». Наверное, там Танины домашние работы. Интересно, чем ее грузит дед? И открыла файл под номером один.

«В кабинете истории стояла добротная, внушительная кафедра. Когда Макакус на нее влезал, начиналось всеобщая потеха. Он был маленького роста, и над кафедрой торчала одна голова, да еще рука, машущая указкой, — ну, прямо кукольный театр. Макакус был незлопамятен, не писал в дневники замечаний, никому не жаловался, но доброты его никто не замечал, и она оборачивалась против него.

И сегодня в классе царило веселье. За последними партами рассказывали анекдоты и громко смеялись. Часть учеников развлекалась с мобильниками: одни занимались играми, время от времени выражая вслух свои эмоции, то есть попросту вопя, другие разговаривали, тоже практически вслух. Стайка девчонок, слетевшись к журналу мод, обсуждала фасоны.

Рудик, уже успевший списать домашку, достал из рюкзака коробку, дождался всеобщего внимания и жестом фокусника выпустил на стол огромного рогатого жука. Девчонки шарахнулись, завизжали, мальчишки засмеялись, жук пополз. Визг, вопли, паника, упал стул, кто-то метнулся со своего места…»

Летели страница за страницей — и вдруг текст оборвался. Юля вспомнила об алгебре. Вот так домашка! Наверное, книжка случайно затесалась в эту папку. Но где продолжение? Может, где-то тут же? И Юля открыла файл под номером два.

«Катя пулей вылетела из кухни, до глубины души оскорбленная тем, что с ней не желают нормально разговаривать.

— Ну почему мы в одном доме живем, как на разных островах? Ведь только что было так хорошо! Неужели можно чувствовать себя одной семьей только по праздникам? Вот с тобой родители откровенны? Или тоже закрываются и втихаря всё обсуждают?

— Да нам особенно и откровенничать не о чем, — пожал плечами Никита. — И проблем вроде нет никаких. Кать, да мне чем меньше лезут, тем лучше, — поделился он искренне. — Ну, какие такие дела можно обсуждать с родителями? Бытовые какие-нибудь? Конечно, они сами всё решают, да мне это и неинтересно.

Катя подивилась, что кому-то островное существование может, наоборот, казаться идеальным, и как будто успокоилась. С другого угла зрения чудовищная проблема была не такой уж и чудовищной…»

Эта история тоже обрывалась! На самом интересном месте! Юля, уже не вспоминая об уравнениях, полезла в следующий файл.

— А ТЕПЕРЬ давай займемся множествами. — Юрий Георгиевич попытался разбудить ученицу, сменив пластинку, и увидел, как бессмысленный взгляд стал отчаянным. — Ну, тут же ничего сложного, — почти взмолился он. — Ты ведь должна помнить! Что такое множество?

— Да-да… Сейчас… Это такое абстрактное понятие…

— Абстрактное? — растерялся учитель.

— А разве нет? — удивилась ученица.

— Так для тебя вся математика абстрактна? — прозрел Юлин дедушка. — Но как же? Множество есть совокупность различных элементов, мыслимая как единое целое. Попытайся увидеть аналоги вокруг себя! Карандаши и ручки в стакане — множество. Растения на грядке — множество…

— Доски в заборе, — ожила Таня. — Алфавит с буквами. Город и его жители. Семья с родителями и детьми. Полка с книжками. Коллекция — тоже множество?

На полке лежал альбом с марками. Юрий Георгиевич, радуясь успеху, подтвердил и машинально протянул ей альбом.

И Таня в нем утонула.

— А они настоящие? Я видела только конверты, на которых марка уже напечатана. А эти были наклеены на письма… на бумажные конверты — и путешествовали вместе с ними? А как вы их отклеивали? А что значат эти штампики на уголках? Знаете, я никогда не получала бумажных писем… и не писала. У родителей деловая переписка идет на офисы. И вообще по электронной почте, кажется… Как же у вас их много, и все старинные — СССР! А сколько времени понадобилось, чтобы собрать такой альбом? А сейчас вы марки собираете? А вот иностранные — Германия, Монголия, Чехословакия… у вас там были друзья?

Ответы вызывали еще больше вопросов, и завязалась оживленная беседа, во время которой коллекционеру пришлось сбегать наверх за другими альбомами — не один же у него, смешно бы было! — потом достать собрания монет, открыток, календариков, модели автомобилей…

— Это такая же память, как фотоальбомы — остановленное время! Но это результат, который ты видишь. А сам процесс — наоборот, в том, что отрываешься от своего времени, от повседневных дел, от всякой рутины. Душа отдыхает, освобождается! А теперь — ты наверняка видела: в киосках продают такие журнальчики, и с ними вместе — всё, что только можно вообразить. Куколки, солдатики, ордена, монеты, образцы минералов, самолетики, собачки, мини-книжки… Я не понимаю! Тупо покупай и жди следующего выпуска. Какое же это коллекционирование? Ничего не надо, кроме денег. А поиск?! Раньше с замиранием сердца приближались к тому же киоску — что там сегодня? На край света ехали, чтобы что-нибудь выменять, к таким же чудакам. И ведь их полно было, не один я…

Так они плавно перешли на клуб творческой интеллигенции, когда-то процветавший в Белогорске, где всё те же чудаки обсуждали фильмы, книжки и журналы, и даже приглашали к себе живых артистов и писателей.

— К нам Евтушенко приезжал! Высоцкий пел! Ты ведь знаешь, кто это? — И Юрий Георгиевич начал декламировать Тане любимые стихи, а потом развел руками: — А сейчас пишут стихи или нет — я даже и не знаю. В книжном вижу только прозу, детективы в основном…

— Конечно, пишут, — уверила его Таня, — просто множество стихов! Вот, например:

Земля летела

по законам тела,

А бабочка летела,

как хотела.[6]

— Лаконично, емко — как формула, — одобрил математик.

— А вот еще:

В любой момент я к жизни не готов.

В любой момент я к смерти не готов.

Ни к жизни я, ни к смерти не готов.

И никогда не буду к ним готов.[7]

— Любопытно. А кто автор? — заинтересовался Юлин дедушка. — Ну-ка, я запишу…

Ну привет, вот бог, а я его генерал,

я тебя придирчиво выбирал

и прибрал со всем твоим

барахлишком,

человеческий, весь в прожилочках, минерал,

что-то ты глядишь изумленно слишком

будто бы ни разу

не умирал…[8]